…Человек ровесник миру
В то же время с ним рожден
Ходит с палкой по Памиру
Удручен и поражен.
Где же, где же? он бормочет
Где найду я сон и дом
или дождь меня замочит
Кем я создан? кем ведом?..
Александр Введенский
– Аркадий Борисович, что стало началом вашей личной внутренней биографии, что помогло Вам обрести ваш первый сверхсмысл?
Когда мне было шестнадцать, в фойе Тбилисской публичной библиотеки ко мне подошел человек, как оказалось философ, поэт, музыкант Степан Ананьев, который был моим первым наставником. Еще через шесть лет, в начале 60-х, у меня произошла вторая значимая встреча – с Владимиром Степановым (сейчас он живет в Голландии). Его имя хорошо знакомо всем, кто интересуется истоками живого российского мистицизма, он создатель проекта «Корабль дураков» – плавучей платформы, которая бороздит воды и бросает якорь в разных странах, чтобы будоражить статичное.
Чуть позже мне посчастливилось окунуться в пространство российского андерграунда. В ту постоттепельную пору, сопоставимую по своему накалу с началом ХХ века, идеи Гурджиева и «четвертого пути», которые выдвигали грандиозную задачу, пробуждения спящего человечества, были весьма притягательны для духовных искателей. Один из моих романов «Калалацы» посвящен как раз этому времени и этому близкому мне кругу сильных, самоотверженных, талантливых и красивых людей.
Мое становление завершилось в эмиграции, длившейся почти 20 лет – с 1973-го. Я изучал отцов церкви в докторантуре Теологической семинарии и Колумбийского университета, затем преподавал патристику и восточные традиции в нью-йоркских университетах, как позднее – в Москве. Советская Россия, где сажали в психушки моих друзей, не была для меня домом. Но им не стала и Америка, которая слишком азартно и жадно живет сегодняшним днем, я так и не приземлился среди ее марсианских хайвеев. Эту страну лучше всего воспринимать в качестве пересадочного пункта, из которого хорошо добираться в любой уголок света – на Запад, на Восток. Так поступил и я.
Моим долгожданным домом стал круг друзей из разных стран, представителей разных духовных традиций и культур. Наше взаимодействие по созданию осознанного будущего базируется на искренности, доверии и созвучии интересов, и каждый из множества встреченных мною ярких людей, так или иначе оставивших след в моей жизни, достоин отдельной книги. Кое-что об этом я рассказал в своей книге «Веселые сумасшедшие», выпущенной в Каунасе в 97-м. Это название родилось, когда в свои последние американские годы я преподавал пользовавшийся большой популярностью курс «Дураки мира» («Fools of many lands«), на который записывались студенты, горевшие желанием приобщиться к открытой мной науке «фулологии».
– А какое из воспоминаний о вашей жизни в Америке вам наиболее дорого?
Это почти 10-летняя дружба, которой меня удостоил ближайший ученик Петра Демьяновича Успенского, глава американского Гурджиевского фонда – лорд Джон Пентланд. Незабываемы те воспоминания, которыми он делился со мной, как, например, яркий красочный рассказ о том, как мальчишкой в Индии, в штате Мадрас (губернатором которого был его отец и в котором поныне расположен центр Теософского общества), он, стоя у подножья холма смотрел вверх на Анни Безант, много лет после смерти Елены Петровны Блаватской возглавлявшую Теософское общество. Она была крупной женщиной во всем белом и ее освещало солнце, и глядящему снизу ребенку она казалась большим светящимся облаком.
Благодаря рекомендациям, данным мне – наравне с благословлением – лордом Петландом и руководителем другой группы американских последователей «Четвертого пути» Николаем Рабинеком я познакомился в Лондоне с рядом непосредственных учеников Гурджиева и Успенского – бизнесменами, писателями, издателями (всем им в ту пору было по 80 и более лет, среди них была и Памела Траверс, которая многим знакома по ее книгам и фильму о Мэри Поппинс), в Париже – с Мишелем де Зальцманом, главой Гурджиевского фонда и сыном г-жи де Зальцман. Я узнал в деталях историю адептов «Четвертого пути» в Европе, в Северной и Южной Америках. Например, мало кто знает, что к числу его аргентинских последователей относился молодой Хорхе Луис Борхес.
– Чем Вы занялись по возвращении в Россию?
Восемь лет подряд я веду на радиостанции «София» авторскую программу «Многообразие религиозного опыта«, в ней я свободен на 98%. Живя при советской власти, мне удавалось быть свободным в своих внешних проявлениях лишь на 10%. Это крайне важно – найти или создать для себя ту область, в которой ты будешь свободен, в которой тебе не надо исполнять чужую волю, но где ты можешь делать свое дело.
Я продолжил главный эксперимент моей жизни. Он заключается в том, чтобы сохранять в себе и с большим или меньшим успехом передавать другим знание о предпосылках высших состояний, о тех ловушках и преградах, что встречаются на этом пути. Благодаря системе контактов Игоря Калинаускаса я стал выступать с семинарами и беседами в городах Поволжья, Приуралья, Центральной России, в Литве и Молдавии, на Украине, выступать перед теми, кто опустошил себя смысловыми и энергетическими растратами, но все же не утратил стремления к неизведанному. Я помогаю тем, кто хотел бы найти выход, понять каковы оптимальные условия для их усилий по самофокусированию.
Следуя библейской ассоциации, я определил для себя этот период как время разбрасывания зерен. Итог этих поездок – книга «Путешествие Муто по Руси», в которой я сформулировал многие важные (и не только, как убеждаюсь, для меня) вопросы. И второй их итог – я вижу, как на моих глазах происходит чудо. Другим словом не назовешь то, что всходит даже 1% посевов, что появляются робкие живые ростки. Я ищу людей, обладающих стабильностью духовных устремлений, тех в ком не погублена вертикальная доминанта, без которой все мы превращаемся во взаимозаменяемые функциональные агрегаты.
– Не так давно Вы и ваши единомышленники создали ИКС – Институт Культуры Состояний. Какой смысл Вы вкладываете в термин, определяемый двумя последними словами?
Все минус-состояния (к примеру состояния алчности, ярости, омраченности или охваченности страстями) лежат ниже нуля, ниже стандарта обычного самоощущения. Выше нуля – высшие состояния. Это – те редкие, надолго запоминающиеся состояния, к которым, единожды их испытав, стремишься всю оставшуюся жизнь. Высшими состояниями определяется и то лучшее, что создано Россией Державина, Баратынского, Игнатия Брянчанинова, Чаадаева, Пушкина, Тютчева, Толстого или Константина Леонтьева. Но все эти великие люди – представители совсем иного внутреннего склада и опыта, чем современный человек посткатастрофической эры, ужаснулись бы тому, что мы сегодня считаем их людьми нашей цивилизации. Если мы не хотим поставить крест на себе и на своем будущем, нет задачи важнее, чем научиться культивировать состояния, для меня этот процесс синонимичен возрастанию бытия.
Начиная работать с состояниями, разумеется, нужно учитывать очень большой объем вещей, для чего конкретной методики мало. Потому то, что я делаю, – каждый раз предмет игры и импровизации, а начало и конец того, что толкую, – лежат во внимании к сокровенному корню своего «я».
Прочтите одну из моих книг, вдруг вам захочется продолжить разговор и вы найдете для себя какую- то перспективу, разыщите и прочтете еще одну. Я против догматики – вы постучитесь ко мне, а, может быть, найдете кого-то другого, кто вам поможет. Мое пространство открыто, можете черпать из него. Оно может остаться для вас одной из психологических, космологических схем, а, может стать реальностью нашего откровенного общения. Но если человек зарос черной шерстью, если он сам не хочет освободиться от стихии хаоса, который мог бы быть заменен космосом, то ему не помогут ни медитации, ни проповеди, ни вся совокупная мудрость книг.
‒ Познакомившись с вашими книгами, мы пришли к выводу, что у Вас имеется свой ответ на гоголевский вопрос, обращенный к Руси: «Куда несешься ты?»
Скорее вслед за поэтом я сказал бы: «Куда несет нас рок событий?». Поскольку речь идет не только о России. После того, как в последних войнах, в лагерях погибли целые поколения, у оставшихся в живых покачнулись сами нравственные основания жизни, а коллективный сон стал еще плотнее. Баланс жизни сделался более хрупким, а слепота и беспомощность перед социальным минотавром – еще безысходнее.
В последние полтора века произошла катастрофа ‒ оказалась разрушена культурная и духовная пирамида. Оглушенные ее обломками, выжившие в войнах и «чистках», люди вступили в эпоху электроники терроризма, в «тусклый век жестянок и наклеек, век пластиковых бомб и телеканареек». Сейчас на планете создается усилиями «Глобальных магов» (в политическом плане – 7-8 стран, в экономическом – крупных олигархов, невидимо владеющих миром) иная кодовая сетка, которая накидывается на всю нашу жизнь. Формируется тотально подконтрольный унифицированный потребитель – предельно удобный для манипуляций и массового гипноза «псевдочеловек», динамично подстраивающийся под быстро меняющиеся условия. Социально-психологические последствия этого процесса могут оказаться необратимыми. Этим обеспокоено большинство членов экспертного совета при Совете Федерации, в состав которого – наряду с другими специалистами разных областей знания – вхожу и я.
‒ Очевидно, речь идет о процессе глобализации, о котором заговорили 10–15 лет назад?
Да, его природа по сей день является предметом бесконечных дискуссий: что это – информационная бездна, в которой реальное и виртуальное уже не различимы, или это еще нечто более пугающее и замысловатое, или мы вступили в постисторию? Для меня ясно одно: если мы не остановимся и не потрясемся этому состоянию, чтобы начать изменять его, если из ужасающей, ущербной нынешней горизонтали не совершим поворота к духовной вертикали, то наше место – на задворках истории.
Глобализм технологически изощрен настолько, что заранее учитывает формально противостоящих ему маргиналов, чтобы для сохранения видимости равновесия, создавалась иллюзия сопротивления – в виде разбитых витрин и перевернутых машин или испещренных анархистскими граффити стен. Этот стремительно разворачивающийся процесс захватывает в свою воронку и тех, кто хотел бы его игнорировать, прячась в личной жизни, «лечась» общением с друзьями за чашкой чая или бутылкой вина. Это – смешная попытка, на такой короткой дистанции им не позволят далеко оторваться ‒ либо собственная запрограммированность (ибо каждый – сгусток социальных ролей и перед каждым стоит опасность оказаться целиком поглощенным бизнесом, близкими, страстями, сонмом «хочу» и целой армией «надо»), либо требующие бесконечных забот семья и быт, либо большие- маленькие начальники и жаждущая подчинения власть, которые заставляют всех играть в выгодные им игры.
‒ Живя в мире перевернутых ценностей, мы нуждаемся в другой системе координат, в новой антологии. Так в пору говорить о необходимости Спасения?
А что еще делать, когда – по словам Будды – «мир горит»? Необходим иной человек, который вернет чувство потерянных пропорций между подлинным и иллюзорным. Гурджиев считал, что люди рождаются и живут во сне и большинство так и умирают, не только не проснувшись, но за всю жизнь и не усомнившись в том, что они спят. Не восстановив эти пропорции, мы будем все глубже погружаться в сон, считать себя «нормальными» людьми, живущими «нормальной» жизнью в погоне за «нормальными» ценностями, и полагать, что у нас все «о’кей».
Нужен человек, который найдет в себе силы и выведет горстку отважных на поверхность живой планеты.
Но тут возникает вопрос о лидере, способном смахнуть паутину матричной заданности, о том, какими должны быть его черты, и о том, как говорят многие – где его взять и что делать, если такового нет?
На ковчеге, окруженном волнами потопа, должен быть впередсмотрящий, который видит направление движения, интуитивно чувствует или знает, каким должен быть следующий шаг. Он говорит: «вон там земля». А когда ему отвечают: «Где? Мы ничего не видим вокруг, кроме пустых вод и пустого неба», то он продолжает настаивать: «Смотрите же, вон там» до тех пор, пока постепенно люди сумеют тоже увидеть ту точку тверди, от которой им предстоит начинать восхождение.
По сути лидер – это тот, кто может взять на себя заботу об «общей душе». Надо ли говорить, что таких людей – единицы, и рождаются они очень редко. Поэтому, думаю, несколько нелепо ждать появления того, кто обеспечит всем достойную жизнь. Надо самому жить достойно: Как ни тривиально, начинать надо с себя. Я часто вспоминаю слова Киреевского: «Нравственная победа в одной душе есть победа в тысячах душ». Или их ветхозаветный вариант: «Спасти одного человека, значит спасти мир». Конечно, проект восхождения может оказаться и длиной в жизнь. Если хватит жизни. Но на что жизнь, если нет дела, достойного человека, ‒ нет движения вверх, преодоление себя?
Выход в такой ситуации один: найти то, что долговечно, что несет в себе радость. Древние христиане, будучи внутренне причастны этому Царству Божию, похожему на зерно, на жемчужину внутри тебя, выстояли и победили. Они располагали огромным жизненным ресурсом, которым – в отличие от хитрости и пронырливости – обладают бодрость, простодушие, инициатива, внутренний свет, то, что находится не в голове, а в сердце… И этот выход дает традиция. Но ты не можешь просто так взять и шагнуть в нее. Нужно обрести свой корабль.
‒ Что Вы определяете понятием «традиция»?
Я вижу традицию, как область высших состояний. С древних времен она дает ответ на вопрос, чем человеку заняться в этой жизни, в мире, куда он каким-то чудом оказался заброшен. Так в христианском источнике второго века «Пастырь» Гермы этот ответ сформулирован следующим образом: «Займись своим делом и плати в свое окошко».
По определению Гете (неслучайно его мысли были столь созвучны Андрею Белому и антропософам ‒ штейнерианцам), человек как явление не состоится, если не прислушается к той Сверхсущности, что больше, чем человек. В отличие от гуманистов, я не рассматриваю человека в качестве «венца творения». Скорее, согласно точной метафоре Ницше, он – «путник на мосту», соединяющем две бездны. И когда путник распознает тот самый свет, который он несет в себе, и которому он не вправе дать погаснуть, когда он раскроет замысел и станет самим собой, тогда свершится победа, он обретет свой Дом, чтобы одновременно, возможно, стать домом для такой редкой залетной птицы, каковой является Дух.
Встреча с этим высшим началом, которое может на мгновенье спуститься к нам, чтобы, коснувшись крылом, вновь взмыть в облака, реальный опыт очень немногих. И уж совсем единицам в истории человечества удавалось начать духовный путь в одиночку. Нужен друг-единомышленник, нужны инициатива и такт, нужны сила и средства для проекта, способного увлечь других. А там и наставник появится, когда Вы будете готовы. Настоящий наставник – тот, кто идет навстречу твоему свету, кто видит дальше ведомого и может артикулировать этапы, маршрут и цели пути, вводит в контекст, который создает импульс, одолевающий пустоту.
Ваше будущее зависит от инициированных вами, невидимых миру действий, которые стоит обсуждать лишь с самим собой. Есть значимая фраза Освальда Шпенглера, автора книги «Закат Европы»: «Тайна всех побед в организации невидимого».
Надо помнить, что десакрализация, распад – будь то страны или отдельного человека – начинается, когда верх одерживает хищное «ниже нуля», когда происходит предательство своей подлинности, своего дара, своей памяти, диктующей благодарность предшественникам и ответственность перед теми, кто еще придет вослед.
записано в Краснодаре
Сайт Аркадия Ровнера 
Добавить комментарий