Аркадий Ровнер.ЛУЧШИЙ МИР

На один из небольших Канарских островов съехались туристы со всего архипелага. Под зарослями разросшихся кактусов и пальм среди клеток с обезьянами, птицами, ящерицами и змеями расхаживали туристы, разглядывая птиц и зверей. Туристы все на одно лицо, у них нет расы, пола и возраста. Туристы одеты в одинаковые шорты и футболки и у всех на плече висит та же самая камера, на которую под теми же кактусами они снимают друг друга на фоне тех же обезьян. Звери и птицы, запертые в клетках, рождают у меня чувство безнадежности и скуки. Только нервные рыси, упорно вышагивающие из угла в угол своих клеток, и лежащие на солнце притворно неподвижные крокодилы внушают мне уважение.

Мрачные чувства владеют мной, разглядывающим туристов и зверей. Думается: все это никуда не ведёт, все однообразно и бессмысленно повторяется. На катерах привозят толпы туристов, вырастают новые кактусы и рождаются новые выводки обезьян и змей такие же, как эти. Все в плену у времени, у циклов, все бесполезно.

Ко мне подходит человек, одетый в жёлтый комбинезон, на голове у него фетровая шляпа, на плече камера, и доверчиво спрашивает:

– Скажите, где здесь выход?

– Выхода нет, — отвечаю я ему.

– Не может быть, — горячо возражает он. — Мне обещали, что здесь будет выход.

– Но его нет, — заверяю я его. — Дверь за нами захлопнулась.

– Это невозможно, — отрезает он категорическим тоном.

– Почему вы думаете, что это невозможно? — человек этот меня заинтересовывает.

– Потому что мистер Плиски послал меня сюда и сказал, что выход именно здесь.

–  Где здесь? — уточняю я.

–  На этом острове.

–  Кто такой мистер Плиски? – на всякий случай уточняю я.

Человек не спешит отвечать на мой вопрос.  Он, очевидно, понимает, что на такой вопрос нельзя отвечать случайному прохожему.

Помолчав, он произносит:

– Мистер Плиски сказал: есть худшие и есть лучшие миры. На земле есть несколько дверей в лучшие миры. На этом острове расположена одна из таких дверей.

Я не стал сомневаться в истинности утверждений мистера Плиски, я просто попросил его разъяснить мне, чем лучшие миры лучше нашего.

– В них больше певчих птиц, — он доверчиво разделил со мной своё знание, — и они поют голосистей.

Вокруг нас действительно пели сотни птиц. Никогда прежде я не слышал такого оглушительного птичьего пения. У моего собеседника было счастливое лицо. Для него пение птиц было явным признаком близости заветной двери.

Я решил воспользоваться случаем и расспросить человека, знающего выход из однообразия жизни, о его учителе. И вот, что я от него узнал.

Мистер Плиски работает администратором в одном из отелей для туристов. Джек – так звали моего собеседника, прилетел на Канары из Штатов. Вместе с ним прилетели его жена Джуди и их сын Джозеф. В первый же вечер мистер Плиски пригласил Джека, Джуди и Джозефа посидеть вместе с ним на террасе прибрежного бара, обещав сообщить им важные сведения, касающиеся Канарских островов. Мистер Плиски заказал себе пиво, Джек – отвертку, Джуди – кровавую Мери, а 15-летний Джозеф – кока-колу. Он сказал им, что Канары – это рай на земле. Но у каждого рая есть свой особый рай, и возможно они его увидят. У мистера Плиски было заветренное смуглое лицо и широкие скулы. Глаза у него были невыразительные, выжженные южным солнцем, и когда он сообщил им о рае в раю, Джек не сразу понял, что он имеет в виду. Но когда Джек почувствовал, что стулья, на которых они сидели, поднялись над деревянной террасой и начали набирать высоту, и по ошарашенным физиономиям его жены и сына понял, что они чувствуют, он отчаянно замахал руками и срывающимся голосом попросил мистера Плиски опустить их всех на террасу. Мистер Плиски немедленно удовлетворил его просьбу, и они аккуратно приземлились на деревянный помост, с которого улетели, при этом из их дринков не выплеснулось ни одной капли. Оказавшись снова на террасе, Джек почувствовал такой прилив радости, что поспешил расплатиться за все дринки и унести ноги в свой отель.

С того вечера прошло уже четыре дня, и за это время с Джеком и его семейством случилось несколько других необычных происшествий. Они встретили в ресторане крылатого ангела, побывали в центре земли и полетали на настоящем китайском драконе. И каждый раз после этих приключений все трое благополучно возвращались в свой отель в состоянии окрыленности и восторга. И вот сегодня утром мистер Плиски послал Джека на этот остров. Он сообщил ему, что здесь находится дверь в лучший мир, и посоветовал ему для начала не брать с собой своих жену и сына, что тот и исполнил.

Выслушав эту историю, я сразу решил сопровождать Джека в его дальнейших поисках. Во всяком случае до «двери в лучший мир» я мог его проводить, ничем не рискуя. Я чувствовал себя благодарным ему за то, что он вывел меня из того состояния безнадежности, в котором я все чаще находил себя в последнее время. Он казался мне доверчивым и наивным американцем, а я, доверившись ему, чувствовал себя вдвойне наивным и потому помолодевшим.

Разговаривая, мы уходили с Джеком все дальше от скопления туристов в сторону, где было меньше людей и зверей. Мистер Плиски учил Джека доверять своей интуиции, а я учился доверять выбранному им направлению и чувствовал себя все лучше и лучше. Деревьев становилось все больше, птицы пели оглушительно, и у меня появилась уверенность, что мы идем в правильном направлении. Естественно, я не верил ни в какую «дверь в лучший мир», потому что не верил ни в какие миры и тем более в этот. Мне просто хотелось помочь Джеку в его поисках, а заодно – немного скрасить свое одиночество.

Джек шел слегка впереди меня, рассуждая о том, как может выглядеть «дверь», которую он ищет. Он ожидал, что это будет какое-то энергетическое поле, в котором пространство изменит свои характеристики, готовя его к переходу в «лучшее место». Я представлял себе этот проход вполне натуралистически, даже романтически, в виде простой деревянной двери в скале, заросшей кустиками и цветами. Однако вокруг не было никаких скал и даже холмов. Теперь мы с Джеком шли по бурой равнине с редким сухим кустарником. Начинало припекать, и мы остановились, в нерешительности оглядываясь.

И вдруг мы Джеком вместе вскрикнули от страха и удивления: под ногами у нас был крутой обрыв. Мы стояли на вершине скалы перед гигантской воронкой и рассматривали открывшуюся перед нами картину. Как на картине Брейгеля, в мельчайших подробностях перед нами раскрывалась незнакомая нам жизнь. Это был огромный и совершенно неизвестный мне мир, который я смог охватить одним взглядом до самого горизонта, и в то же время его можно было медленно и внимательно разглядывать во всех его отчетливо различаемых подробностях. Два взаимоисключающих чувства боролись во мне: такого не может быть и — я вижу это перед своими глазами. Это не галлюцинация, потому что стоящий рядом со мной Джек тоже это видит. И это не внушение мистера Плиски, которого я никогда не видел и, может быть, никогда не увижу, ведь для того, чтобы он меня на такое запрограммировал, он должен по крайней мере знать о моем существовании, а это исключено.

Я пытаюсь рассказать, что мы с Джеком увидели перед своими глазами, когда, отделившись от туристского муравейника в течение получаса шли в неизвестном направлении сначала по одной из дорожек, а после и вовсе по бурой безлюдной равнине. Под нами и перед нами действительно простирался другой лучший мир, о существовании которого я не подозревал за минуту до этого. Много лет тому назад, когда я впервые оказался в Дельфах и взглянул на открывающуюся оттуда панораму — горы, равнины, дороги, селения, города и за всем этим бескрайнее море на горизонте — я подумал, что, очевидно, с этой высоты смотрели на мир олимпийские боги, и почувствовал себя в чем-то им равным, и вот сейчас мне опять открылась такая панорама там, где ее не может и не должно быть, на небольшом вулканическом острове, целиком отданном туристическому бизнесу, и я опять испытал юношеский восторг и поверил в беспредельность мира. Когда же как будто бы из ниоткуда перед нами возникла и, приглашая нас войти, замигала разноцветными лампочками кабинка лифта, мы вошли в нее, и она, отделившись от скалы, поплыла по воздуху вниз, куда нам так хотелось спуститься.

Спуск был быстрый и плавный. Зачарованные меняющимися перед нашими глазами картинами, все еще продолжая не верить до конца происходящему, мы смотрели во все глаза на приближающийся мир необычных деревьев и сооружений, движущихся конструкций, гуляющих пешеходов. Наконец, наш лифт (хотя мы сразу сообразили, что это был не лифт, а автоматическое летающее средство) привез нас на один из уровней лежавшего перед нами мира, и мы вышли наружу. Где мы оказались и что нас ждало – мы с Джеком не имели об этом ни малейшего представления.

Выйдя из лифта (я по-прежнему, предпочитаю называть спустившую нас по воздуху машину лифтом, и, надеюсь, читатель простит меня за это упорство, ибо кабинка в которой мы летали – это лифт, а не самолет или вертолет.  Я вообще человек консервативных привычек, и читатель, должно быть, в этом уже успел убедиться. То ли дело Джек, который создан для нового и лучшего мира. И вообще, позвольте вас спросить, что для нас лучше и что хуже? Здесь ведь никогда не знаешь. Думаешь, что для тебя лучше одно, а на деле оказывается, что другое. Однако, не будем отвлекаться).

Итак, выйдя из лифта, мы с Джеком вступили в новый лучший мир, со всех сторон нас окруживший. Лучший или худший, но на старый мир не похожий. Растительность и строения ничего мне не напоминали. Деревья и кусты не имели привычных корней, стволов, веток и крон. Кусты и деревья были похожи на что угодно, но только не на кусты и деревья. Только немногие имели геометрическую форму, большая их часть напоминала то что-то монументальное, то экспрессивное, то текучее, то висячее, то вздыбленное, то еще какое-то, для чего я не могу подобрать выражений. Вместе с расположенными рядом с ними строениями растения образовывали и вовсе вопиющие ансамбли. То есть ансамблей-то как раз никаких не получалось, потому что строения были такие же ужасные, как и растения, однако всегда с растениями контрастирующие. Например, если растение было похоже на пилу, тогда строение напоминало фарфоровую чашку (с ручкой). Если растение было пушистым и бесформенным, тогда строение рядом с ним было похоже на ботинок. Некоторые строения висели на растениях как елочные игрушки, некоторые растения спадали со строений как гирлянды. Были строения, напоминающие урны, столбы, шкатулки, окорока, варежки, тюбики и солонки разных форм, размеров и конфигураций. Некоторые строения ползали, как сороконожки. Больших монументальных построек я не замечал, все больше какие-то шалаши или сараи. Ярких красок, слава Богу, тоже не было. В конце концов, я начал ходить, глядя себе под ноги, чтоб не раздражаться, как я это делал в молодости во время прогулок по американским городам.

Я решил сконцентрировать свое внимание на встреченных нами людях. Ни один из них не был похож на другого. Все были доброжелательны и предупредительны. Всем хотелось нас расспросить или угостить. Все звали нас к себе в гости. К двум-трем  местным жителям мы зашли в дом, угостились и поговорили. Джеку все очень нравилось. Нравились природа, пейзажи, архитектура и особенно люди. Мне тоже все нравилось, но уже через час я поймал себя на мысли, что не против был бы вернуться на Канары. В лучшем мире мне трудно было за что-то зацепиться.

Казалось, что Джек нашел здесь то, что он искал.  Но к вечеру он тоже захотел назад к своему семейству. К счастью, я запомнил дорогу к тому месту, где наш лифт приземлился. Мы добрались до него, когда уже порядком стемнело. Лифт оказался на месте, он еще издалека весело подмигнул нам разноцветными лампочками. Мы прыгнули в него, дверца захлопнулась, и мы полетели.

15.02.2019