Аркадий Ровнер. Медный Город

Иллюстрация «Медный Город», Сергей Родыгин
Сергей Родыгин, Медный Город

1

Мы с Джимом условились встретиться в Джизмеке, где в Гургунском ущелье прячется Медный город. Но сначала я прилетел из Нью-Йорка в Нурат, и в Нурате начались мои злоключения.

Оставив в номере рюкзак, я зашел перекусить в ближайшую чайхану. В чайхане было сумрачно и дымно. Я сел за свободный столик рядом компанией людей в черных чалмах, а две мои камеры положил на стол. Один из компании, молодой человек с острым взглядом по имени Расул, пригласил меня за их столик.

Люди в черных чалмах оказались персами, путешествующими по торговым делам. Попили чай, покурили и сговорились поехать вместе в нужную сторону. У персов было две машины по три человека в каждой, я мог сесть четвертым в любую. Расул заверил меня, что я буду доставлен прямо в Джизмек, а они поедут дальше по своим делам. Между прочим, он спросил, не продам ли я ему одну из моих камер. Я заколебался, и разговор о камерах замер.

Через час мы выехали из Нурата по направлению к Куранскому перевалу. Отвесные скалы с двух сторон подступали к дороге, встречных машин почти не было. Мы ехали бодро, легко одолевая подъемы. Расул большей частью молчал, остальные мои спутники тоже молчали. Было свежо, и потому мы держали окна закрытыми.

Днем мы пили зеленый чай на открытой площадке над обрывом. С площадки открывалась знакомая картина: внизу поблескивала серебристая речка, сразу за ней круто поднимался лесистый склон, переходящий в тощий кустарник, выше громоздились скалы, поросшие мхом и лишайником. Вдали видны были смутные очертания горного хребта.

2

Остановились на ночь в маленькой гостинице уже за перевалом. Хозяин гостиницы Салим, человек с большим бритым черепом и глазами навыкате, не отрываясь от нард – за низеньким столиком сидел его косоглазый приятель с бородавкой на носу, – показал нам на стоящего рядом мальчика. Покрутив в воздухе огромным кулаком, Селим  произнес звучное «Кхе» и с грохотом швырнул на доску коричневые костяшки. Мальчик исчез и через пять минут принес нам чайник черного чая с мосалой.

Спали все в одной комнате на коврах, что было обычным делом в горах. Перед сном мои спутники подсыпали мне в чай снотворного и, когда я заснул, исчезли, захватив с собой обе камеры. Меня разбудила муха, отчаянно колотившаяся о стекло. За окном моросил дождь и синели безлюдные горы. Я был счастлив: мои попутчики могли меня убить, а только ограбили.

Меня оградила Сила, имени которой я не знаю. Эта Сила не раз меня выручала: спасала мне жизнь и вытаскивала из переделок. Я вспоминал ее, когда попадал в беду – остальное время неблагодарно о ней не помнил. И на этот раз я отделался утратой двух моих камер. Я лежал и думал: что же мне делать – идти под дождем в Джизмек или ждать попутной машины?

Мальчик принес мне чайник с черным чаем и блюдце с колотым сахаром. Я сидел на ковре, скрестив ноги, и думал о своей неудаче. Дождь звонко стучал по крыше, но внутри было сухо и тепло.

Через какое-то время я начал задремывать. Я увидел отца, сидящего с трубкой за кухонным столом у нас в Бронксе. Он явно не одобрял нашей с Джимом авантюры. Отец мой был человеком жестоковыйным как заросшая мхом скала. Он не верил, что я смогу чего-либо в жизни добиться. Сам он добился должности лифтера, перевозившего пассажиров с одного уровня на другой в парке Трайон, и подозревал каждого в том, что он метит на его место.

Потом я представил усатого Джима, курящего сигарету за сигаретой. Мы учились с ним вместе в колледже и сошлись на неодолимом отвращении к окружающему миру – в результате все наши сверстники включились в обойму и стали винтиками в чужих авантюрах, а мы оказались не у дел и начали думать о своем собственном проекте. И проект возник, но мы о нем никому не рассказывали, боясь быть осмеянными. Особенно тщательно мы скрывали наши планы от родителей Джима, слабых растерянных людей, души в нем не чаявших. Мы с Джимом были противоположностями своих родителей: я был нерешительным и во всем полагался на чью-либо помощь, а Джим – уверенным и твердым в своих поступках. В отличие от меня Джим во всем шел до конца, я же действовал с оглядкой и втайне рассчитывал на Силу, мне покровительствующую.

Мы нашли деньги на дорогу и месяц жизни в горах и полетели в Нурат – искать Медный город в Гургунском ущелье. О возможных осложнениях мы не подумали. И вот первый прокол: я не должен был верить случайным попутчикам. Должен признаться, что, несмотря на безнадежное положение, в глубине души я был спокоен – Сила меня никогда не подводила.

Меня клонило в сон – видно, грабители подсыпали мне лошадиную дозу. Я дремал и думал о Медном городе. В арабских сказках Медный город описан как самый прекрасный, но и самый недоступный город во Вселенной. Странно, что люди, читавшие эти истории, не предприняли ни одной попытки его найти. Очевидно, для них было аксиомой, что этот город исчез, испарился, провалился в глубокую пропасть, был засыпан песком или завален горным обвалом – или просто никогда не существовал. Но когда Джим прочитал сказки «Тысяча и одной ночи», он понял, что описанный в нем Медный город не менее реален и намного привлекательней, чем Троя. Слава новых Шлиманов нас не привлекала, влекло иное – волшебство, чудо, тайна. Видно слишком безрадостной была наша прежняя американская жизнь. Медный город «Тысячи и одной ночи» запал нам с Джимом в душу – нам захотелось прикоснуться к сказке. Что значит Медный город? Почему он невидимый? И кто в нем живет? Тайна, связанная с его обитателями нас захватила.

− Это город джинов, − радостно восклицал Джим. – Джины не хотят связываться с людьми. Они для нас невидимы, но город можно увидеть и в него можно попасть.

− Да, это город Сил,− поддерживал я его. – Мир полон Сил: Силы притяжения, Силы мысли, Силы внушения, Силы симпатии и над всеми Силами – Высшая Сила.

Джим едва ли понимал, о какой Силе я говорю. У него не было иных покровителей, кроме любящих его матери и отца. Во всем остальном мы с Джимом были единомышленниками.

3

История Медного города начинается с рассказа о медных кувшинах, в которые любимец Аллаха царь Соломон заключал могучих джинов и которые, запечатав магической печатью, забрасывал в море. Их находили рыбаки и путешественники и по неосторожности выпускали джинов на свободу. Обладание медным кувшином делало этих людей могущественными: джины могли выполнить любое их желание. Однако так было не всегда, иногда джины убивали своих освободителей. Джины и построили для себя Медный город.

Медный город нельзя увидеть простым взглядом. Иногда путешественниками давались точные инструкции о том, где этот город искать. В сказке пятьсот шестьдесят девятой ночи можно об этом прочитать:

«И воины двинулись, а шейх Абд-ас-Самад шел впереди и указывал  им дорогу. И прошел весь этот день и второй, и третий,  и  вдруг  оказались они у высокого холма. И посмотрели они на него и увидели на нем всадника из меди, и на конце его копья было широкое  сверкающее  острие,  которое восхищало взор, и на нем было написано: «О тот,  кто  прибыл  ко мне, если ты не знаешь дороги, ведущей к Медному городу, потри руку этого всадника: он повернется и остановится. В какую сторону он  обратится, в ту и иди, и пусть не будет в тебе страха и стеснения. Эта дорога приведет тебя к Медному городу». 

А сказка пятьсот семьдесят второй ночи говорит о том, что Медный город, даже когда путешественники могли его увидеть, оставался для них неприступным:

«И его спросили: «Где дорога, ведущая в Медный город?» И он  показал  дорогу  в город, и оказалось, что между ними и городом двадцать пять ворот, но  ни одни из них не были видны, и от них нельзя было найти следа, и по виду они были подобны куску горы или железа, отлитого в форме. И люди спешились, и эмир Муса и шейх Абд-ас-Самад также сошли с коней, и старались они найти городские ворота или обнаружить туда путь, но не достигли этого».

 Далее рассказывается о том, что, не найдя ворот, они прислонили к стене длинную лестницу, составленную из нескольких связанных между собой лестниц, и начали по одному взбираться на стену, чтобы, проникнув в город, открыть ворота изнутри. Однако каждый из взобравшихся на стену видел перед собой десять прекрасных девушек, которые очаровывали их настолько, что, обезумев, они прыгали вниз к этим девушкам и разбивались насмерть. Последним поднялся по лестнице шейх Абд-ас-Самад, и вот что об этом он рассказал сам:

«Когда  я оказался на верхушке стены, я увидел десять девушек, подобных лунам, которые делали мне руками знаки: «Подойди к нам!» — и  мне  представилось, что подо мною море воды. И я хотел броситься вниз, как сделали наши  товарищи, но увидел, что они мертвы, и удержался от этого  и  стал  читать из книги Аллаха великого, и отвратил Аллах от  меня  козни  этих девушек, и они ушли, и я не бросился вниз, и Аллах защитил  меня  от  их козней и чар. Нет сомнения, что это – колдовство и ловушка, которую устроили обитатели этого города, чтобы защитить его от тех, кто захочет к нему приблизиться и пожелает в него проникнуть. А вон  мои  товарищи  лежат мертвые».

«И затем, – продолжила свой рассказ прекрасная и мудрая Шехразада, – шейх Абд-ас-Самад дошел по стене до медных башен и увидел  перед  собой  двое золотых ворот, на которых не было замков, и ничто не указывало,  как  их открыть. И шейх подождал столько, сколько того хотел Аллах,  и,  всмотревшись, увидел посреди ворот изображение медного всадника с протянутой  рукой,  которой он как будто на что-то указывал, а на руке была какая-то надпись, и шейх Абд-ас-Самад прочитал ее и увидел, что она гласит: «Потри гвоздь в пупке этого всадника двенадцать раз – ворота откроются». И тогда он осмотрел всадника и увидел у него в пупке  гвоздь,  хорошо сделанный, основательный и крепкий, и потер его двенадцать раз, и ворота тотчас же распахнулись с шумом, подобным грому».

4

Я повторил слова Шехразады: «шейх подождал столько, сколько того хотел Аллах», и решил, что тоже должен ждать, не ропща, столько, сколько того захочет моя Сила. После этого я заснул без сновидений и спал до вечера, не просыпаясь.

Меня разбудили громкие гудки автомобиля. Я выбежал из гостиницы и услышал невозмутимый говорок Джима:

– Привет, старина! Ты не забыл взять с собой стаканчики для рома?

Остаток вечера и большую часть ночи мы с Джимом пили чай с мосалой и ромом и обсуждали предстоящую экспедицию. Теперь, когда мы с ним встретились, нам незачем было ехать в Джизмек – минуя Джизмек, мы могли направиться прямо в горы. Предстояло добраться до Гургунского ущелья и тщательно его прочесать.

Меня продолжали одолевать сомнения, с которыми Джим расправлялся без особого труда.

– А тебе не кажутся все эти указания слишком ненадежными, – сказал я Джиму, когда, напившись чаю с мосалой, щедро сдобренного ромом, мы с ним сидели на крыльце постоялого двора и крутили самокрутки. Рядом с нами шептал свою унылую сказку чахлый фонтанчик. Для бородатого Салима, хозяина гостиницы, мы были туристами, по глупости приехавшими в давно осточертевшие ему горы.

– Иные искатели начинали с меньшего, чем мы, – отвечал мне Джим, улыбаясь в свои усы и выпуская тоненькие струйки дыма. – У нас есть несколько зацепок. Одна из них – гора и круглое озеро, вторая – Скала Ожидания Мужа. И – обход озера с востока на север тоже может нам что-то подсказать.

– Да, но где гора и где озеро?

– Это станет ясно, когда мы доберемся до Гургунского ущелья.

Мальчик, которого звали Юсуф, принес нам новый чайник чая с мосалой.

Говорить было больше не о чем, и мы поехали выбирать мула, которого решили приобрести, чтобы не носить на себе тяжелую поклажу, а заодно запастись продовольствием в дорогу. Городок с магазинами и базаром оказался в пяти километрах, доехали мы туда за десять минут, купили чаю, рому, копченого мяса и всякого другого добра, а потом выбирали одного из трех одинаковых мулов. Выбрали, как кажется, самого сильного, предполагая, что дороги в горах будут нелегкими. На обратном пути гнали его по очереди перед машиной, подбадривая ударами ветки. В гостинице привязали его к столбу посреди двора и бросили ему под ноги охапку сена.

Покончив с делами, мы опять пили чай с ромом. Хотя мы старались говорить о посторонних предметах, разговор постоянно сползал на Медный город, и мы снова и снова спорили о его природе и местоположении, сверяясь с двумя тощими тетрадками, в которых мы собрали все, что смогли отыскать на эту тему в Нью-Йоркской Публичной библиотеке.

– Что мы будем делать, когда мы попадем в Медный город? – спросил я Джина.

– Нам будет дана подсказка, каждому – своя, – ответил Джим и, помолчав, добавил, – обратного пути для меня нет.

Я хотел быть таким же решительным, как он, но я всегда ждал от кого-нибудь подсказку.

5

На рассвете следующего дня, нагрузив мула припасами и снаряжением, мы выступили в горы. Машину, арендованную Джимом в Нурате, мы спрятали у Салима в сарае. Салим выразил свое согласие кивком головы, а другим кивком определил мальчика Юсуфа в качестве нашего провожатого. Мы вручили Салиму щедрый аванс местными ассигнациями.

Было еще темно, но дождя не было, напротив безоблачное небо и легкий ветерок предвещали солнечный день. Мы с Джимом шли без рюкзаков. Первым по тропе бежал Юсуф, наш проводник, за ним, пуская из трубки клубы дыма,  бодро вышагивал Джим, за Джимом прыгал наш мул с двумя раздутыми сумками, я замыкал жизнерадостную группку. Мы смотрели себе под ноги, потому что Салим припугнул нас змеями и капканами, которые ставят на лис местные охотники.

Сначала мы шли под гору, потом тропа забрала вверх. Салим заверил нас, что эта тропа приведет нас к дому его друга Хакима. На вопрос, как далеко этот дом, он не дал вразумительного ответа. Позже мы убедились, что местные жители не любят вопросов о расстоянии между различными пунктами и отвечают на такие вопросы уклончиво или вообще молчат.

Мы вышагивали по тропе целый день. Мы поднимались в горы и спускались в ущелья. Тропа изгибалась то в одну, то в другую сторону. Какое-то время мы вообще шли по щиколотку в воде. К вечеру я еле держался на ногах, и даже мул начал спотыкаться. К счастью мы набрели на какое-то строение, оказавшееся охотничьей хибарой с проломанной крышей.

Вскипятили на газу чай, добавили в него рому, после чего сообразили, что из-за усталости  дальше идти мы не сможем, и начали укладываться на ночь. Мы завесили брезентом дыру в потолке, и сразу обнаружился ужасный запах, который шел из дальнего угла. Заглянули в угол: там кишмя кишело мокрицами, многоножками, чешуйницами и пауками. Паутина и слизь были везде, и я подумал: вот обратная сторона Медного города. Крайности пугают, а середина не радует. Мы легли спать, расстелив на полу специально для таких ночевок купленный ковер. Юсуф лег у нас в ногах, свернувшись калачиком. Мул, которого мы на всякий случай также ввели в хибару, мерно чмокал возле двери – ел собранную для него Юсуфом траву.

6

Джим сразу засопел носом, мне же не спалось. В голову лезли мысли о капитуляции. Я думал: дался нам этот Медный город! Что нам нечем больше заняться? Что нас привело сюда в эти богом и людьми забытые горы? Мысль моя обратилась к преданию, рассказанному в «Хрониках из Шандуня».

В «Хрониках из Шандуня» рассказывается о невидимом городе, расположенном за северо-западными пределами Поднебесной в горах Гуан Ю. Но где находятся горы, названные автором «Хроник» горами Гуан Ю? Ведь «Хроники» датируются третьим веком до нашей эры? Кто может сегодня определить местонахождение этих гор? Как найти невидимый город в этих горах? И почему мой приятель Джин думает, что это те именно горы?

В тексте «Хроник» имеется несколько любопытных деталей, которых нет в других источниках. Там говорится, что это не только город, но и целая страна и что она невидима для людей подобно тому, как пространство сна закрыто от сновидца. Сновидец видит только тускло освещенный кусок окружающий его жизни и в нем свою тень – остальное от него скрыто.

В «Хрониках из Шандуня» говорится: «В старые времена в уезде Шаньинь округа Гуйцзи однажды в ночь бушевали буря и ливень, стоял непроглядный мрак, а утром появилась гора Ушань. В подножии горы Ушань образовалось круглое озеро Поян и раскинулся город, пагоды и дворцы которого были окружены неприступными стенами с красными башнями. Простой народ дивился этому городу и назвал его По-Ин, Красный город. Но через три года город По-Ин исчез из вида – сколько его ни искали, найти не могли. А потом исчезла гора Ушань и, как стало известно, появилась в провинции Юань».

В примечаниях к этой записи сделан вывод: «Если горы перемещаются, это значит, что человек не следует Истинному Пути». Джим определил по другим китайским источникам и вычислил по звездам, что провинция Юань – это и есть Гургунское ущелье в Джезмукских горах.

Далее в тех же «Хрониках» написано: «Город По-Ин с его красными башнями нельзя увидеть человеческими глазами. Его увидит тот, кто одолеет границу между двумя мирами и останется в том и в другом одновременно. С высоты горы Ушань видно озеро Поян. На запад от круглого озера Поян есть Скала Ожидания Мужа. Там начало пути. Обойди гору Ушань с севера на запад».

И еще там сказано: «Невидимый город это невидимая Сила. Эта Сила не имеет начала и конца. Войди в нее и стань ею, но при этом оставайся там, где ты стоишь. Зацепись за скалу и нырни в омут – отпусти скалу и останься наверху. Ты в красном дворце, сделанном из яшмы».

7

На рассвете нас разбудил Юсуф. Чай уже был заварен, лепешки подогреты. Мул стоял на пороге с мешками на спине. Юсуф держал в руке поводок.

Светало, и перед нами медленно открывалась панорама Джизмекских гор. Я насчитал восемь рядов – уступами один над другим, – зеленых гор, дальше горы пряталось в тумане. В двух-трех местах можно было различить строения, похожие на крепости. К вечеру нам предстояло добраться до Гургунского ущелья.

Когда идешь по тропе, думать ни о чем нельзя. Нужно либо думать, либо шагать. Если делать это вместе не получится ни того, ни другого. Мы с Джимом с трудом продвигались в гору, мальчик большей частью бежал, мул также резво несся вперед, помахивая хвостом и покачивая бедрами.

Днем мы добрели до домика Хакима, который дружелюбно нас встретил и угостил обязательным чаем с мосалой. Хаким оказался маленьким хлопотливым человечком, живущим со своим старым отцом. Каково было наше изумление, когда он приветствовал нас на сносном английском:

– Welcome to Jismeсk Mountains! How can I help you?

За чаем Джим коснулся местных преданий. Хаким вывалил на нас кучу фантастических историй, главным образом связанных с буддийскими святыми бодхисатвами. Никаких круглых озер или пропавших городов в его рассказах не упоминалось. Были только бодхисатвы, которые жертвовали собой из сострадания к ближним. Были и такие, которые поднимались и опускались над землей вместе с дымом костра и приносили горцам удачу в охоте. Зашла речь о горцах. Нас с Джимом особенно интересовало Гургунское ущелье.

– It is a dangerous place, – предостерег нас Хаким. – Everybody is trying to avoid it. People often disappear in that ravine.

Если бы только мы его послушали и не пошли дальше. Но мы уже не могли предотвратить неизбежного.

8

Простившись с Хакимом, мы двинулись в путь. До Гургунского ущелья было всего три часа пути. Мы уже предвкушали все радости предстоящего открытия. Теперь бежали не только мальчик и мул, но и мы с Джимом. И дорога была на редкость приятная: тропа шла по высокогорью, покрытому травами. Солнца не было, и дул свежий ветер. Увлекшись движением и воодушевленные близостью цели, мы не заметили, как наступил вечер. Собственно, никакого вечера не было, а сразу наступила ночь. На землю спустился мрак, так что даже тропу под ногами трудно было различить с помощью фонариков. Пришлось разбить привал там, где мы стояли. Кое-как поставили  палатку, разожгли костер, чтобы отпугивать зверей, мула привязали к одному из колышков палатки и договорились спать по очереди.

Бросили жребий. Первым досталось спать Джиму. Он заполз в палатку, а за ним и Юсуф. Я уселся перед костром и, чтобы не заснуть, начал думать о Яшмовом городе счастливых людей. Рассказ о Яшмовом городе Джим услышал от одного индейца, живущего в Манхеттене. Яшмовый город, сообщил этот индеец, не просто передвигается в пространстве, но и кочует во времени, то есть находился «там, не знаю где и не ведаю когда». География его темна, а история запутана.

Предание гласит, что однажды Великий Вождь одного индейского племени придумал для своих людей новый способ воспитывать детей. Способ этот состоял в том, чтобы забирать всех новорожденных детей у их родителей и отдавать воспитателям. Воспитателям этот Вождь повелел сделать всех детей счастливыми. Те в ответ попросили Вождя построить для них отдельный город. А так как яшмы у этого племени было видимо-невидимо, то по приказу Великого Вождя был построен Яшмовый город. Как известно, яшма бывает красная, зелёная, серая, фиолетовая и других цветов, но в этом городе преобладал медный цвет и потому его иногда называли Медным городом. А еще яшма бывает ленточная, пестрая, полосатая, крапчатая и другая, все эти виды яшмы пошли на украшение города. В общем, Яшмовый город был очень красив, и жители его были все счастливые, и управляли ими мудрые вожди. Власть в этом городе была не выбранная, а разумная, это была власть талантливых людей. Чиновники в нем занимали самое скромное положение, а политиков там вообще не было.

Когда был построен Яшмовый город, и в нем выросло первое поколение счастливых людей, воспитатели и их воспитанники решили прекратить всякие отношения с племенем, чтобы не омрачать своего совершенного счастья. Для этого они перенесли свой город в новое место, и жители старого племени долго не могли их найти. Когда же они их нашли и прислали к ним рассерженных посланников с требованием жить как все, счастливые жители перенесли свой город в другое время, и опять старое племя долго их искало, но, наконец, все же нашло и опять начало требовать у жителей Яшмового города подчинения своим законам. Тогда вожди Яшмового города предложили его жителям постоянно менять свои координаты во времени и пространстве. Предложение было принято, и город стал неуловим для всех, кто хотел в него попасть. Некоторые люди говорят, что этот город существовал в прошлом, другие думают, что он является городом будущего. Есть чудаки, которые утверждают, что он ушел на дно круглого озера где-то на Волге, а другие говорят, что он теперь находится высоко над небесами. Он «там, неизвестно где», и его обнаруживают только те, кто готов быть счастливыми.

9

Уже светало, когда я очнулся от дремы, в которую я незаметно погрузился. Было холодно, костер давно погас, густой туман закрывал всякую видимость. Меня насторожил непонятный будоражащий запах: пахло пряными травами, неизвестными пространствами, свежестью мироздания и обещанием чудес. Стояла напряженная тишина, подчеркиваемая чавканьем мула, очевидно, отвязавшегося от колышка и ощипывавшего близлежащие кусты.

Мне не хотелось спать, и я решил поискать мула. Обойдя палатку и пройдя несколько шагов, я наткнулся на мула, который щипал траву возле обрыва прямо за палаткой. Чудо, что мы не свалились в этот обрыв прошлой ночью.  Кажется, мы добрались до Гургунского ущелья и, возможно, стоим в двух шагах от Медного, Яшмового или Красного города. Стоя на краю обрыва, я вглядывался в туман. Я пытался разглядеть в этом тумане незнакомые формы, строил в открывающейся перспективе желанную картину.

Туман очень медленно рассеивался, и передо мной начала вырисовываться картина, неподвластная моему воображению. Сначала проступили зыбкие контуры современных башен с плоскими крышами, ленточными окнами, сводчатыми элементами фасада. Возникали здания в форме цилиндров, пирамид и наклонных сфер, потом проявились и обрели плоть классические дворцы с куполами и шпилями, очевидно, это были храмы, музеи и театры. Наконец, появились ожиданные элементы ретро: средневековые крепостные стены и красные кирпичные башни с бойницами, высокими воротами и подвесными мостами. Не могло быть и речи о мираже, галлюцинации или о чем-то подобном. Город жил своей жизнью, все в нем двигалось, жило, звенело вплоть до гула моторов и перелива колоколов, вплоть до женских голосов и детских криков.

Я не мог понять, каким образом, глядя на город со стороны, я одновременно видел город с десятка различных точек внутри самого города. Я как будто бы плыл по городу, очертания которого менялись на глазах. Было ощущение, что через современные формы домов проступали и старинные, и еще какие-то неизвестные формы, возможно, из будущего. Вот передо мной появился гигантский мост с одной опорой, повисший над городом и не касающийся земли своим вторым концом. Вот появился дом, уходящий вверх в виде прямой стрелы и теряющийся в облаках. Вот древние, но такие современные башни с бойницами, построенные из переливающегося всевозможными оттенками красного перламутра, которые древние путешественники принимали за медь или яшму. Вот круглые пруды, окруженные полукружьями домов, однако отражающие в своей серебряной глади не дома, а деревья, растущие на их крышах. Невозможно описать все, что я успел увидеть в первые минуты, еще не успев опомниться от шока.

Всё, что я видел и переживал, не вязалось ни в какой цельный образ, но было так рельефно и конкретно, что я потерял дар речи, способность двигаться, чувствовать, мыслить. Я хотел позвать Джима, но не мог крикнуть. Каково было мое изумление, когда я увидел Джима рядом со мной, изумленно глазеющего по сторонам и видящего то же, что и я. Вместе с Джимом на улице оказались мальчик Юсуф и мул, оба одинаково безучастные к окружающему нас невероятному чуду. Наш маленький караван – мы с Джимом и мальчик, ведущий под уздцы мула с сумками по бокам – непонятным образом двигался по улицам неведомого города, внезапно возникшего посреди азиатской горной пустыни. Город без людей, наполненный всевозможными голосами и звуками, нес в себе что-то зловещее. Кто же его обитатели, которых мы, живые, не можем увидеть? Есть ли у них форма, или они бестелесны и бесформенны и существуют лишь как сгустки энергии и пучки мыслей? Но зачем им тогда эти архитектурные формы, этот город, тщательно и подробно построенный? Не для того ли, чтобы привлекать к себе души мечтателей и фантазеров таких как мы с Джимом, уставших от однообразия и жаждущих чуда? Я понял, что это город-приманка, который должен обернуться растворением наших тел, гибелью наших старых «я» и новой, абсолютно непривычной жизнью в чистой бестелесной идеальности. Мне стало страшно.

Было ощущение, что я умер и воскрес в другом месте на другой планете, и это место властно заявляло на меня свои права. В состоянии подвешенности я пытался определить, что же я должен делать – остаться в этом непонятном безлюдном городе и начать новую жизнь, пугающую и совершенно непохожую на все, что я знал и понимал прежде, или вернуться в мир, которому я принадлежал с самого своего рождения. Не знаю, сколько времени продолжалось это состояние взвешенности – минуту, полчаса, час. И пока я был в нерешительности, Сила сделала за меня выбор.

Так же неожиданно я оказался снова стоящим на краю обрыва рядом с палаткой, смотрящим в непроглядный туман, пытающимся что-то в нем увидеть. Я ничего не видел перед собой. Рядом стояли Юсуф и мул, но Джима с нами не было. Его не было нигде, и непонятно было, потерялся ли он в тумане или остался в Медном городе, самостоятельно сделав этот выбор.

10

Прошло три недели. Я не мог вернуться домой без Джима. Я стоял на краю обрыва, ходил по окрестным горам и искал Медный город. Не было ни города, ни Джима. Каждое утро и каждый вечер мальчик Юсуф готовил для меня чай, и я пил его с ромом и дремал, ожидая возвращения Джима. Иногда мне казалось, что я слышу его приветливый будничный голос: «Привет, старина. Ты оставил для меня рюмку рома?» Тогда я выбегал из палатки, шел к краю обрыва и смотрел вдаль, но вокруг не было ничего кроме тумана. Когда туман рассеивался, меня окружали только заросшие мхом и кустарником скалы. Джима не было. Города не было.

Мне страшно было возвращаться в Бронкс. Отец по моему виду догадался бы о моем провале, а родители Джима не выдержали бы известия о пропаже сына. Я трусливо сидел в горах и чего-то ждал. Жалел ли я, что не проявил решимости и не остался в городе? Нет, я не был готов к таким крутым переменам. У нас обоих появился шанс изменить жизнь, изменить себя, но повели мы себя по-разному. Я остался по эту сторону черты, он перешагнул ее.

Мы с Юсуфом начали собираться в дорогу. На рассвете, нагрузив мула, мы двинемся в обратный путь.

Аркадий Ровнер. Медный Город: Один комментарий

Добавьте свой

  1. ГОРОД МЕДНЫЙ И ГОРОД ЗОЛОТОЙ

    Откуда берутся эти странные и чудные люди, готовые поверить в сказку, в миф, в легенду? И поверить так, что сделать их высшим смыслом всех своих устремлений, всего своего жизнетворчества и идти за ними туда, не знамо куда? Я говорю не об утопистах античности и Нового времени с их геометрически благоразумным государством, собиравшихся силой заставить всех людей быть счастливыми, и не о кровавых реалистах ХХ века, что были «рождены, чтоб сказку сделать былью» и построить на костях «город-САД» (уместна ассоциация и с маркизом де Садом). И не о религиозных фанатиках говорю я, для которых особенности их веры становятся важнее самой веры и ее высокого единящего всех Божества. Я хочу поговорить о тех безумных поэтах, художниках и мудрецах, которым не было (достойного) места ни в тоталитарных идеакратиях, ни в прагматических демократиях. Таких людей когда-то называли идеалистами, а теперь просто романтиками и мечтателями. И если этим бедолагам и удается реализовать себя в чем-то, так это в художественной или, изредка, в духовной сфере. Так что же движет этими удивительными людьми, не разучившимися по-детски удивляться чуду жизни?.. А может, в каждом из нас дремлет это наивное божественное дитя, скрытое под шкурой трядяги верблюда или рыкающего льва?..

    «Переезжая из города в город, из страны в страну, я повиновался силе более повелительной, чем страсть или мания.
    Рано или поздно, под старость или в расцвете лет, Несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов. Тогда, очнувшись среди своего мира, тягостно спохватясь и дорожа каждым днем, всматриваемся мы в жизнь, всем существом стараясь разглядеть, не начинает ли сбываться Несбывшееся? Не ясен ли его образ? Не нужно ли теперь только протянуть руку, чтобы схватить и удержать его слабо мелькающие черты?
    Между тем время проходит, и мы плывем мимо высоких, туманных берегов Несбывшегося, толкуя о делах дня».

    Так начинается самый романтичный роман Александра Грина, герой которого Гарвей многим похож на героя «Медного города». В ходе поисков, Несбывшееся обрело для Гарвея женственный образ легендарной Фрэзи Грант, Бегущей по Волнам… Девушка плавала на корабле вместе с отцом-капитаном. Однажды из тумана появился прекрасный Остров, которого не было на карте. Рифы мешали причалить к его берегам, но Фрэзи так захотелось побывать там (мечтательница, видно, еще та), что она спрыгнула на воду… и побежала прямо по волнам. Вскоре она скрылась в тумане,.. а когда туман рассеялся, не было ни девушки, ни Острова. Однако Бегущая не пропала навсегда. Она стала помогать одиноким путникам, потерпевшим кораблекрушение. Помогла она и Гарвею, когда он потерялся в море на шлюпке… Блуждающийй Остров не стал целью поисков героя, но ею стала Фрэзи, «которую» он встречает в конце концов в облике ее двойняшки (как и в «Медной горы хозяйке» Павла Бажова), морячки Дэзи. Таинственный Остров, кстати, перекликается с Градом Китежом народных легенд, ушедшим под воду, да и с островом Буяном пушкинской «Сказки о царе Салтане», возникшим в одночасье посреди моря-океяна.

    Романтичные герои романов и рассказов Грина — это лишь одна из многих ассоциаций, пришедших мне на ум после чтения «Медного города» (в дополнение к ссылкам на арабские и китайские источники этой легенды в рассказе). Конечно, я подумал и о Шамбале Рерихов, отправившихся на поиски этой легендарной (гималайской?) страны махатм-учителей. В отличие от похода героев «Медного города», роскошное средство передвижения которых был мул… и чай с ромом, трансгималайская экспедиция Рерихов была полна лишений и зимних холодов. Вспоминается мне и полотно Никалая Рериха «Ведущая», где путешественник (автор) взбирается по крутому склону, следуя по стопам за богиней (Еленой), которая в длинном платье легко взлетает по тропе. Прекрасные образы Вечной Женственности почти всегда сопровождали духовные поиски, в т.ч. и с географическим уклоном.

    Конечно, нельзя не упомянуть первую пришедшую мне в голову аналогию — с «Горой Аналог» Рене Домаля. Там тоже должно быть что-то общее с «Медным Городом» — но только не тщательная подготовка к восхождению, которой занимаются герои на протяжении почти всего повествования (насколько я помню).

    Зато другая аналогия, другая ассоциация поразила меня до глубины души. Это стихи Анри Волохонского «Рай» (почитателем и знатоком которого является сам Аркадий), известные всем как песня «Город золотой». (Вот ее лучшее исполнение и видеоряд — http://www.youtube.com/watch?v=7CNjq-DVW00 ). Не могу удержаться от полной цитаты:
    Анри Волохонский. РАЙ

    Над небом голубым
    Есть город золотой
    С прозрачными воротами
    И яркою стеной
    А в городе том сад
    Все травы да цветы
    Гуляют там животные
    Невиданной красы
    Одно как рыжий огнегривый лев
    Другое – вол, исполненный очей
    Третье – золотой орел небесный
    Чей так светел взор незабываемый
    А в небе голубом
    Горит одна звезда
    Она твоя о Ангел мой
    Она всегда твоя
    Кто любит тот любим
    Кто светел тот и свят
    Пускай ведет звезда твоя
    Дорогой в дивный сад
    Тебя там встретят огнегривый лев
    И синий вол исполненный очей
    С ними золотой орел небесный
    Чей так светел взор незабываемый

    Стихи эти, а еще к тому же и песня, конгениально гармонируют с чудесным образом подоблачного «Медного города». И тут возникает еще одна ассоциация его — прямо-таки с Городом Богов, Градом Небесным (Августина) и Царствием Небесным Бога-Отца. Видение Медного города не только великолепно, но и жутко:

    «Кто же его обитатели, которых мы, живые, не можем увидеть? Есть ли у них форма, или они бестелесны и бесформенны и существуют лишь как сгустки энергии и пучки мыслей? Но зачем им тогда эти архитектурные формы, этот город, тщательно и подробно построенный? Не для того ли, чтобы привлекать к себе души мечтателей и фантазеров таких как мы с Джимом, уставших от однообразия и жаждущих чуда? Я понял, что это город-приманка, который должен обернуться растворением наших тел, гибелью наших старых «я» и новой, абсолютно непривычной жизнью в чистой бестелесной идеальности. Мне стало страшно».

    «Медный город» с «Раем» объединяет еще один мотив, кроме чудесного. Это Звезда, как ангел, ведущая человека по жизни. В рассказе Аркадия в сходной роли выступает покровительствующая герою Сила, которая «никогда его не подводила». Сила решает всё, сказал бы кастанедовский Дон Хуан. Так и в рассказе: она приводит героя в Город и выводит его из него. И все-таки, мне кажется, главный мотив, а то и весь смысл рассказа в чем-то другом, третьем. В той морали(те), которой завершается весь рассказ:

    «Жалел ли я, что не проявил решимости и не остался в городе? Нет, я не был готов к таким крутым переменам. У нас обоих появился шанс изменить жизнь, изменить себя, но повели мы себя по-разному. Я остался по эту сторону черты, он перешагнул ее». Конечно, этот последний (не)решительный шаг тоже делается Силой, но тот же Дон Хуан сказал бы, что человек может быть связан с ней напрямую своим «несгибаемым Намерением» (не путать с волей). У Джима Намерение было безусловным и даже отчаянным. У героя рассказа (кстати, а кто настоящий герой?) — колеблющемся, частичным. Нет, это не делает его «трусом» или в чем-то хуже Джима. Но он не был Цельным,.. что ему еще предстоит,.. но уже на ином, совершенно своем пути…

    Я старался избегать художественной критики достоинств и недостатков «Медного города» (кому нужна здесь эта критика?). Что же касается философско-эзотерических аспектов рассказа, сделаю еще одну интертекстуальную отсылку — к «Алхимику» Паоло Коэльо, в романе которого проблематика «духовно-гегорафических поисков», возвращения и (само)обретения смогла развернуться полностью. Однако говорить об «Алхимике» надо либо много — либо НИЧЕГО.

    Откуда же приходят эти посланцы, эти мечтатели, готовые жить и творить «в поисках чудесного», как Петр Успенский и Аркадий Ровнер?.. Однажды, говоря о таких высоких идеалистах, как Владимир Соловьев и Александр Блок, я назвал Аркадия «последним рыцарем». Тут я бы добавил: и романтиком, но все-таки надеюсь, не последним. А ведь сейчас, как воздух, нужны «вестники добра», верящие в чудеса, в святость жизни и человека. А настоящее чудо (перефразируя Тик Нат Хана) не в том, чтобы ходить по воде,.. а в том, чтобы ходить по земле В этом превосходном человеческом теле.

    P. S. Свой уникальный путь прошел, очевидно, и композитор Владимир Вавилов, настоящий автор «Города золотого» и еще более гениальной «Ave Maria», и др. так наз. «Лютневой музыки XVI—XVII вв.», вышедшей целой пластинкой в 1971 г. Это был человек высоких помыслов, не преодолевший «наш» железный занавес, но нашедший свой Золотой Город с лютней в руках:
    http://www.youtube.com/watch?v=-SzcHWIzfHs&list=RD-SzcHWIzfHs ; Ave Maria: http://www.youtube.com/watch?v=CKj7cEiX5Hc&list=PLs4MrcPpk8dj_LHZ5Czjtlbaf_mo33tYs

Добавить комментарий

Заполните поля или щелкните по значку, чтобы оставить свой комментарий:

Логотип WordPress.com

Для комментария используется ваша учётная запись WordPress.com. Выход /  Изменить )

Фотография Twitter

Для комментария используется ваша учётная запись Twitter. Выход /  Изменить )

Фотография Facebook

Для комментария используется ваша учётная запись Facebook. Выход /  Изменить )

Connecting to %s

Веб-сайт WordPress.com. Тема: Baskerville 2, автор: Anders Noren.

Вверх ↑

%d такие блоггеры, как: